Песни нездешних тварей
Я невинная тварь, кто детей пожирает в тумане.
Сумасшедших ночей предо мною горит горизонт.
Что увижу я в мире, наполненном чёрным обманом,
Где горящие храмы похожи на сказочный сон?!
Мои губы полны ненасытною жаждой тревоги.
Вижу троны пустые, погибших в аду королей,
Что мне ужас разбитой по трупам младенцев дороги,
Что мне стон и надежды покинутых Богом людей?!
Я одна во Вселенной. Ни Бог, ни титан и ни дьявол
Не нарушит покоя и страха страданий моих.
Только кто-то огромный, больной, невозможно усталый
Пронесётся по полю, как духов блуждающих вихрь.
Я хочу целовать обнажённые груди распада,
По кликушески выть, наблюдая погибель земли,
И пройтись в тишине средь распухшего, спелого ада,
Где в червей превращаются дальние дети мои.
А потом, обернувшись загадочной странной звездою,
Улететь в безграничную синюю пропасть миров,
Чтоб потом хохотать над погибшей и дымной землёю,
Пожирая холодное мясо своих бесконечных утроб.
* * *
Надоела мне смена смертей бесконечных,
Надоело сиянье великих и чёрных пустот.
Я хотел бы в припадке, огромном и вечном,
Созерцать отрицанье заброшенных в бездну миров
И любить свою плоть, безобразно её же терзая,
Распыляя по звёздам погасшие трупы свои,
И жалеть вдруг котёнка, кто тихо прижался у зала,
Где сверкают по-волчьи вселенских вампиров зрачки.
Я устал от сияния дикого, сонного мрака.
Голоса всех богов, умирающих в мерзкой мольбе,
Затихая, становятся воем собаки,
Голова у которой — цветок на далёкой луне.
Так зачем мне высокое счастье огромных, как Солнце?!
Милосердие Будды прожгло мне до крови глаза.
Только лучше тихонько увидеть за тайным оконцем
То творенье, что Бог не создаст никогда.
* * *
Будешь в небо скакать? Будешь плакать над сыном?
Неужели не помнишь — когда-то была ты кентавр!
Разве то, что пророчили — все позабыли?
Ты уходишь в тот мир, где и старец не стар,
Где забытая мудрость покоится в склепе,
Где, как юноша, юн и вампир и удав.
Спрятан в горы, над морем, больным и нелепым,
Древний идол, источник смертей и удач.
Так иди же, иди! С истерическим зубом
Пятиглазою тварью ты выйдешь на свет
В мир, где кажется радужным богом ублюдок,
И на манию смерти найдётся холодный ответ.
Позабудешь себя в этом золоте бурного мрака
И не вспомнишь кентавров, игривых как сон.
Но тебя я люблю до последнего знака,
Когда мир этот рухнет, как свадебный стол.
* * *
Я хочу жить и жить в бесконечном раздолье тумана,
Целовать изощрённое чёрное жало змеи.
У меня нет сестёр, никого, лишь одни ураганы.
Я родился в бредовых сплетениях лунной зимы.
Почему я застыл в искажённой от счастья улыбке?!
И пугаются звёзды моих выпадающих глаз.
Раскрываются пыльные старые свитки,
Где написаны древние тайны о нас.
Ну и что? Средь раздолья миров бесконечных
Буду падать, стонать и по-прежнему жить.
Но из синей, глубокой, покинутой Вечности
Кто-то тихо идёт, видно хочет завыть.
Пожелай мне, исчадие Чёрного Света,
Проходить без тревоги твоих полуснов города.
Я хочу жить и жить на забытой богами планете,
Чтобы видеть чудовищ, отброшенных в мрак навсегда.
* * *
Я двуногая тварь, истребившая душу в виденьях.
Был я тигром, слоном, уходил я под землю кротом,
И об этом я помню в своих огневых озареньях —
Был аналогом этих зверей, с непохожим на Солнце лицом!
Где устойчивость в мире кошмара? Где правда?
Кто убьёт меня в следущий раз, после сна и любви,
И, целуя мой труп, вдруг тихонько расплачется в травы?
И душа моя будет скорбеть, вспоминая одежды свои.
* * *
Любо идти по широкой и вольной дороге,
Любо смотреть мне блуждающим духам в глаза.
Бедные твари хотят ведь от жизни немного:
То, что оставит им точная Смерти коса.
Красное солнце, спускаясь, мне шлёт свои знаки.
Старенький бес заунывно в картошке поёт.
Пахнет ромашкой. За озером брешет собака,
И невидимкою в небе плывёт самолёт.
Всё же пора мне сложить свои шкуры у леса.
И, управляя сознанием вечным своим,
Перенестись от грехов, от ромашек и воющих бесов
В дальние сферы, доступные силам иным.
* * *
И опять этот мир, так похожий на тот, где я плакал,
Целовал с исступленьем цветочки и видел кошмарных существ.
Раздавая поклоны, улыбки и сны, ждал я верного знака,
Чтоб уйти навсегда из таких вот причудливых мест!
И опять! Для того ль я был там, где никто из живых не бывает,
Где пространство и время, как тряпки ненужные, светятся мглой,
Где хранит наш Господь всё, что боги и духи не знают,
Где из дальних пределов веет страхом и тайной Иной.
Ну и пусть! Значит, что-то не ладно со мною.
Закружил меня ветер, что воет из Бездны Иной.
Значит, снова идти мне унылой тропою земною
И кормить своей плотью некормленных призраков рой.
* * *
Кто бы съел меня в чёрном растленном тумане?!
Далеко за околицей заревом видится глаз!
Ведьма моется рядом в заброшенной маленькой бане.
Видно, боги давно позабыли о нас.
Кто бы съел меня! Нежною тихою дымкой,
Оставляя в пространстве кровавый бессмысленный след,
Я уйду недотрогой, простой невидимкой,
К тем, кто душу мою принимает за Свет.
* * *
Я иду по заросшей от трупов дороге.
Тёмных тварей за мною бредёт неживой хоровод.
Как мне выйти из чёрного тела моей беззащитной тревоги.
Как узнать, что сулит мне непознанный ласковый бог.
Эти твари горят, словно вечные свечи во мраке,
Не сгорая, визжа и купаясь в холодном ничто.
Мне осталась пустынная участь голодной и дикой собаки,
Что бредёт и не знает, накормит ли кто,
Или кто-то сожрёт её сам с потрохами
Или просто забросит в бредовый отверженный мир,
Где хохочет луна и плюются от бешенства камни,
Воет ворон, бессмертен и сир.
Сколько лет суждено мне брести в этом страшном тумане.
Разговаривать с трупами, спать с головою орла,
Чтобы выйти на мир, не отравленный липким обманом,
Где раз смерть, то без трупов, без дыма, без воя, без сна?
И тогда, может быть в сумасшедшее время заката
Огневая на небе ином загорится звезда.
И уйду я туда — в чёрно-красное море раската,
Где и вера и гром — уведут навсегда.
* * *
Пусть я кошка. Но был я брамином
И упал, словно хохот, средь снов и снегов.
Пощади меня, нежный, бессмертный и милый,
Ты же соткан из белого камня и смерти богов.
Я люблю этот холод и смрад привидений.
Я ведь знаю: ушёл я навеки в другие миры,
Где голодный кошмар мутно-жёлтых видений
Обнимает, ласкает, и падают прошлые сны.
Кто ответит за боль и страдания тварей,
Кто погасит кошмар во Вселенной безумных зрачках?
Я люблю тебя больше божественных тихих созданий.
Ты — не смерть. Ты — не стон. И ты даже не страх.
Помоги же мне, Боже, премудрый и сильный,
Распознать в каждом рае таинственный ад,
Чтоб во мраке, во свете, в тумане могильном
Не увидеть свой медленный жуткий распад.
* * *
Хохочу я как труп из могилы,
Я — невеста забытых богов.
Скоро выйдет из мрака мой милый
И найдёт мой бессмысленный кров.
Отравили мне жизнь полутрупы,
Птицы крови из каменных стран.
Мне осталось безумно и тупо
Пить в могиле холодный дурман.
Тот дурман, что ползёт с подземелий,
Что грубее, чем чёрная нефть,
Только трупы, в жару холодея,
Пьют его как последнюю весть.
Но придёт мой живой избавитель,
Бог исчезнувших в бездне миров,
Мой невиданный маг и целитель,
И я сразу восстану на зов.
Появлюсь на кошмарных планетах.
Буду плакать, играть и стонать.
И пугающим лающим смехом
Раны смерти в себе врачевать.
* * *
Там раскинулись крыльями ворона сети
Полутрупов огромных и чёрных как дым.
Пусть целуют меня непостижные, дикие дети,
Всё равно я останусь на свете, как мрак, нелюдим.
Только тварей, кто воет в глубокой, безвестной могиле,
Я так странно люблю и целую крысиный их рот.
Кто мне даст ненасытные, мощные силы,
Чтобы знать, когда кончится время и страх мой замрёт?
И не будем скитаться по тайным далёким планетам,
Хохотать у могилы красивых, беспечных богов,
Да, я умер. Но, верный последним заветам,
Я плюю в бесшабашные хари космических снов!
* * *
Отупел я до ужаса. Чёрные тени не покинут меня до утра!
Где мой труп?! Опущусь перед ним на колени,
Перед бредом своим, перед запахом сна.
И таинственный ужас нелепых гниений
Пусть охватит меня до конца.
И тогда я познаю всевидящий шёпот,
Будет в душу мне литься и яд и бальзам,
Но из дальнего гроба немыслимый хохот
Уведёт меня к брошенным Богом богам.
До свидания, трупы! До свиданья, химеры!
Надоели мне пляски безумных миров!
Предо мной открываются медленно двери.
Что там будет? Я знаю: виденья богов!
* * *
Я — угрюмый тяжёлый работник,
Рою в ужасе к Солнцу проход.
Вижу облик свой, нежный и кроткий,
Рядом с ним — неживой идиот.<
Я прорежу отверстие в сердце,
Буду в око Вселенной смотреть.
Идиот мой, таинственно-мерзкий,
Перестанет вздыхать и смердеть.
Кто мне скажет тогда, что я смертен?
Что я мрачен, безумен и сир,
Что несёт меня бешеный ветер
И хохочет над жизнью упырь?
* * *
Тихо лежу, завершая огромную жизни тревогу.
Друг, с кем скитался по дальним жестоким мирам,
Скоро под землю уйдёт — незаметно пророет дорогу,
Ту, по которой скитаться он хочет, подвластный подземным векам.
Пусть себе! Вижу богов непонятное в небе течение.
Мысль и желания их — так далеки от меня!
Мне б отдохнуть! И услышать блаженное пение,
Что уведёт меня в сладостный плен и в лобзание сна.
Только боюсь, что умру и потом не дождусь поцелуя.
Шар мой застрянет в каких-то немыслимых плясках и снах.
Кто-то бездонный, с вселенским сознаньем, подует -
И унесусь навсегда, в неизвестность, в таинственность, в прах.
Отечественные Песни Мальдорора
Юрий Мамлеев
